Калина красная
Василий Шукшин
КАЛИНА КРАСНАЯ
История эта началась в исправительно-трудовом лагере, севернее города Н., в местах прекрасных и строгих.
Был вечер после трудового дня.
Люди собрались в клубе…
На сцену вышел широкоплечий мужчина с обветренным лицом и объявил:
— А сейчас хор бывших рецидивистов споет нам задумчивую песню «Вечерний звон»!
На сцену из-за кулисы стали выходить участники хора — один за одним. Они стали так, что образовали две группы — большую и малую. Хористы все были далеко не «певучего» облика.
— В группе «бом-бом», — возвестил дальше широкоплечий и показал на большую группу, — участвуют те, у кого завтра оканчивается срок заключения. Это наша традиция, и мы ее храним.
Хор запел. То есть завели в малой группе, а в большой нагнули головы и в нужный момент ударили с чувством:
В группе «бом-бом» мы видим и нашего героя — Егора Прокудина, сорокалетнего, стриженого. Он старался всерьез и, когда «звонили», морщил лоб и качал круглой крестьянской головой — чтобы похоже было, что звук колокола плывет и качается в вечернем воздухе.
Так закончился последний срок Егора Прокудина. Впереди — воля.
Утром в кабинете у одного из начальников произошел следующий разговор:
— Ну, расскажи, как думаешь жить, Прокудин? — спросил начальник. Он, видимо, много-много раз спрашивал это — больно уж слова его вышли какие-то готовые.
— Честно! — поторопился с ответом Егор, тоже, надо полагать, готовым, потому что ответ выскочил поразительно легко.
— Да это-то я понимаю… А как? Как ты это себе представляешь?
— Думаю заняться сельским хозяйством, гражданин начальник.
— А? — не понял Егор.
— Теперь для тебя все — товарищи, — напомнил начальник.
— А-а! — с удовольствием вспомнил Прокудин. И даже посмеялся своей забывчивости. — Да-да… Много будет товарищей!
— А что это тебя в сельское хозяйство-то потянуло? — искренне поинтересовался начальник.
— Так я же ведь крестьянин! Родом-то. Вообще люблю природу. Куплю корову…
— Корову? — удивился начальник.
— Корову. Вот с таким вымем. — Егор показал руками.
— Корову надо не по вымю выбирать. Если она еще молодая, какое же у нее «вот такое» вымя? А ты выберешь старую, у нее действительно вот такое вымя… Толку-то что? Корова должна быть… стройная.
— Так это что же тогда — по ногам? — сугодничал Егор вопросом.
— Выбирать-то. По ногам, что ли?
— Да почему по ногам? По породе. Существуют породы — такая-то порода… Например, холмогорская… — Больше начальник не знал.
— Обожаю коров, — еще раз с силой сказал Егор. — Приведу ее в стойло… поставлю…
Начальник и Егор помолчали, глядя друг на друга.
— Корова — это хорошо, — согласился начальник. — Только… что ж, ты одной коровой и будешь заниматься? У тебя профессия-то есть какая-нибудь?
— У меня много профессий.
Егор подумал, как если бы выбирал из множества своих профессий наименее… как бы это сказать — меньше всего пригодную для воровских целей.
Зазвонил телефон. Начальник взял трубку.
— Да. Да. А какой урок-то был? Тема-то какая? «Евгений Онегин»? Так, а насчет кого они вопросы-то стали задавать? Татьяны? А что им там непонятно в Татьяне? Что, говорю, им там… — Начальник некоторое время слушал тонкий крикливый голос в трубке, укоризненно смотрел при этом на Егора и чуть кивал головой: мол, все ясно. — Пусть… Слушай сюда: пусть они там демагогией не занимаются! Что значит — будут дети, не будут дети?! Про это, что ли, поэма написана! А то я им приду объясню! Ты им… Ладно, счас Николаев придет к вам. — Начальник положил трубку и взял другую. Пока набирал номер, недовольно проговорил: — Доценты мне… Николаев? Там у учительницы литературы урок сорвали: начали вопросы задавать. А? «Евгений Онегин». Да не насчет Онегина, а насчет Татьяны: будут у нее дети от старика или не будут? Иди разберись. Давай. Во, доценты, понимаешь! — сказал начальник, кладя трубку. — Вопросы начали задавать.
Егор посмеялся, представив этот урок литературы.
— У тебя жена-то есть? — спросил начальник строго.
Егор вынул из нагрудного кармана фотографию и подал начальнику. Тот взял, посмотрел.
— Это твоя жена? — спросил он, не скрывая удивления.
На фотографии была довольно красивая молодая женщина, добрая и ясная.
— Будущая, — сказал Егор. Ему не понравилось, что начальник удивился. — Ждет меня. Но живую я ее ни разу не видел.
— Заочница. — Егор потянулся, взял фотографию. — Позвольте. — И сам засмотрелся на милое русское простое лицо. — Байкалова Любовь Федоровна. Какая доверчивость на лице, а! Это удивительно, правда? На кассира похожа.
— И что она пишет?
— Пишет, что беду мою всю понимает… Но, говорит, не понимаю, как ты додумался в тюрьму угодить? Хорошие письма. Покой от них… Муж был пьянчуга — выгнала. А на людей все равно не обозлилась.
— А ты понимаешь, на что идешь? — негромко и серьезно спросил начальник.
— Понимаю, — тоже негромко сказал Егор и спрятал фотографию.
— Во-первых, оденься как следует. Куда ты такой… Ванька с Пресни заявишься. — Начальник недовольно оглядел Егора. — Что это за… почему так одет-то?
Егор был в сапогах, в рубахе-косоворотке, в фуфайке и каком-то форменном картузе — не то сельский шофер, не то слесарь-сантехник, с легким намеком на участие в художественной самодеятельности.
Егор мельком оглядел себя, усмехнулся.
— Так надо было по роли. А потом уже не успел переодеться.
— Артисты… — только и сказал начальник и засмеялся. Он был не злой человек, и его так и не перестали изумлять люди, изобретательность которых не знает пределов.
И вот она — воля!
Это значит — захлопнулась за Егором дверь, и он очутился на улице небольшого поселка. Он вздохнул всей грудью весеннего воздуха, зажмурился и покрутил головой. Прошел немного и прислонился к забору. Мимо шла какая-то старушка с сумочкой, остановилась.
— Мне хорошо, мать, — сказал Егор. — Хорошо, что я весной сел. Надо всегда весной садиться.
— Куда садиться? — не поняла старушка.
Старушка только теперь сообразила, с кем говорит. Опасливо отстранилась и посеменила дальше. Посмотрела еще на забор, мимо которого шла. Опять оглянулась на Егора.
А Егор поднял руку навстречу «Волге». «Волга» остановилась. Егор стал договариваться с шофером. Шофер сперва не соглашался везти, Егор достал из кармана пачку денег, показал… и пошел садиться рядом с шофером.
В это время к ним подошла старушка, которая проявила участие к Егору, — не поленилась перейти улицу.
— Я прошу извинить меня, — заговорила она, склоняясь к Егору. — А почему именно весной?
— Садиться-то? Так весной сядешь — весной и выйдешь. Воля и весна! Чего еще человеку надо? — Егор улыбнулся старушке и продекламировал: — Май мой синий! Июнь голубой!
— Вон как. — Старушка изумилась. Выпрямилась и глядела на Егора, как глядят в городе на коня — туда же, по улице идет, где машины. У старушки было румяное морщинистое личико и ясные глаза. Она, сама того не ведая, доставила Егору приятнейшую, дорогую минуту.
Старушка некоторое время смотрела вслед ей.
— Скажите… Поэт нашелся. Фет.
А Егор весь отдался движению. Кончился поселок, выскочили на простор.
— Нет ли у тебя какой музыки? — спросил Егор.
Шофер, молодой парень, достал одной рукой из-за спины транзисторный магнитофон.
— Включи. Крайняя клавиша…
Егор включил какую-то славную музыку. Откинулся головой на сиденье, закрыл глаза. Долго он ждал такого часа. Заждался.
— Рад? — спросил шофер.
— Рад? — очнулся Егор. — Рад… — Он точно на вкус попробовал это словцо. — Видишь ли, малыш, если бы я жил три жизни, я бы одну просидел в тюрьме, другую — отдал тебе, а третью — прожил бы сам, как хочу. Но так как она у меня всего одна, то сейчас я, конечно, рад. А ты умеешь радоваться? — Егор от полноты чувства мог иногда взбежать повыше — где обитают слова красивые и пустые. — Умеешь, нет?
Шофер пожал плечами, ничего не ответил.
— Э-э, тухлое твое дело, сынок, — не умеешь.
— А чего радоваться-то?
Егор вдруг стал серьезным. Задумался. С ним это бывало — вдруг ни с того ни с сего задумается.
— А? — спросил Егор из каких-то своих мыслей.
— Чего, говорю, шибко радоваться-то? — Шофер был парень трезвый и занудливый.
— Ну, это я, брат, не знаю — чего радоваться, — заговорил Егор, с неохотой возвращаясь из своего далекого далека. — Умеешь — радуйся, не умеешь — сиди так. Тут не спрашивают. Стихи, например, любишь?
Парень опять неопределенно пожал плечами.
— Вот видишь, — с сожалением сказал Егор, — а ты радоваться собрался.
— Я и не собирался радоваться.
— Стихи надо любить, — решительно закруглил Егор этот вялый разговор. — Слушай, какие стихи бывают. — И Егор начал читать — с пропуском, правда, потому что подзабыл.
…в снежную выбель
Заметалась звенящая жуть.
Здравствуй, ты, моя черная гибель,
Я навстречу тебе выхожу!
Город, город! Ты в схватке жестокой
Окрестил нас как падаль и мразь.
Стынет поле в тоске…
Источник
Текст песни Михаил Евдокимов — Калина красная
Я ушёл, я уехал, от родных милых мест. От погоста, где вехой покосившийся крест, От избы на пригорке, где в углу на стене Божья матерь всё смотрит вслед ушедшему мне. Божья матерь всё смотрит вслед ушедшему мне. |
Ну, а я, забываясь на чужой стороне,
В угол свой забиваясь, вновь рыдаю во сне.
Вновь крылом журавлиным встрепенётся душа,
Всё мне снится «Калина красная» Шукшина.
Всё мне снится «Калина красная» Шукшина.
Тихо сядет вечерять, мать с отцом и родня.
Всем им хочется верить, всё лады у меня
И хорошая жёнка, и в квартирке уют.
На чужой, на сторонке в душу мне не плюют.
На чужой, на сторонке в душу мне не плюют.
Ну, а я, забываясь на чужой стороне,
В угол свой забиваясь, вновь рыдаю во сне.
Вновь крылом журавлиным встрепенётся душа,
Всё мне снится «Калина красная» Шукшина.
Всё мне снится «Калина красная» Шукшина.
Я ушёл, я уехал, от родных милых мест.
От погоста, где вехой покосившийся крест,
Где не сжатой полоской в поле стелется грусть.
Это край мой неброский, это Матушка-Русь.
Ах, ты край мой неброский, моя родина — Русь.
Смотрите также:
Все тексты Михаил Евдокимов >>>
I left , I left from relatives lovely places.
From the churchyard , where rickety landmark cross
From the house on the hill , where the corner of the wall
Mother of God looks after everything I departed .
Mother of God looks after everything I departed .
Well, I’m forgetting the opponent’s side ,
In the corner of your clogging again crying in his sleep.
Crane’s wing again vstrepenёtsya shower
All I dream about » The Red Snowball Tree » Shukshina .
All I dream about » The Red Snowball Tree » Shukshina .
Sit quietly sup , mother and father and relatives .
All they want to believe , all the frets I
And the good zhёnka and apartment amenities.
The opponent , on the sidelines of my soul, do not spit .
The opponent , on the sidelines of my soul, do not spit .
Well, I’m forgetting the opponent’s side ,
In the corner of your clogging again crying in his sleep.
Crane’s wing again vstrepenёtsya shower
All I dream about » The Red Snowball Tree » Shukshina .
All I dream about » The Red Snowball Tree » Shukshina .
I left , I left from relatives lovely places.
From the churchyard , where rickety landmark cross
Where it is not compressed in the strip spreading sadness .
This is my land , discreet , it is Mother Russia .
Oh, you’re my land , discreet , my native land — Russia.
Источник
«И все мне снится калина красная Шукшина»
Поделиться:
Приглашаем в отдел абонемента Псковской областной универсальной научной библиотеки (ул. Вокзальная, д.48) ознакомиться с книжной выставкой «И все мне снится калина красная Шукшина», приуроченной к 90-летию со дня рождения Василия Макаровича Шукшина (1929 – 1974), писателя, сценариста, режиссера, актера.
Но в слезы мужиков вгоняя,
Он пулю в животе понес,
Припал к земле, как верный пес.
А рядом куст калины рос,
Калина — красная такая.
К 90-летию со дня рождения Василия Макаровича Шукшина (1929 – 1974) в отделе абонемента в июле начнёт свою работу книжная выставка «И все мне снится калина красная Шукшина».
Василий Макарович Шукшин — русский писатель, кинорежиссер, актер, Заслуженный деятель искусств России, родился 25 июля 1929 года в селе Сростки Алтайского края.
Выходец из простой семьи крестьян-единоличников или «середняков», Василий рано потерял отца: в эпоху коллективизации и репрессий 30-х годов Макар Леонтьевич Шукшин был арестован и расстрелян. Все заботы о семье взяла на себя мама. Выйдя замуж второй раз, она продолжила воспитание детей вместе с новым супругом. В будущем Василий Шукшин будет с теплотой вспоминать своего отчима как человека большой доброты.
С 16 лет Василий Шукшин работает в родном колхозе, затем на производстве. В 1946 г. отправляется в города Калугу и Владимир, там он трудится на разных работах — грузчиком, слесарем…В 1949 г. Шукшина призывают во флот. Именно во время армейской службы в составе Черноморского флота Василий Шукшин впервые заинтересовался литературным творчеством. В часы досуга он пишет свои первые рассказы и читает их сослуживцам.
В 1955-м году Василий Шукшин едет в Москву поступать на сценарный факультет ВГИКа. На этот же период приходится писательский дебют — публикация журналом «Смена» его рассказа «Двое на телеге».
Книги Шукшина вошли в золотой фонд советской литературы. За полтора десятилетия литературной деятельности Шукшиным написаны пять повестей («Там, вдали», «А поутру они проснулись», «Точка зрения», «Калина красная», «До третьих петухов»), два исторических романа («Любавины», «Я пришел дать вам волю»), пьеса «Энергичные люди», четыре оригинальных киносценария («Живет такой парень», «Печки-лавочки», «Позови меня в даль светлую», «Брат мой»), около сотни рассказов (сборники «Характеры», «Земляки») и публицистические статьи, из которых наиболее известны «Вопрос к самому себе», «Монолог на лестнице», «Нравственность есть правда».
Василий Макарович Шукшин вступил в литературу с рассказами о русской деревне. Первый сборник рассказов, опубликованный в 1963 году, назывался «Сельские жители». Основной проблемой его творчества стала проблема «межкультурья». Писателя больше волновала судьба крестьянина, с переселением в город оторвавшегося от родной почвы, но и не укоренившегося в городе.
С первых же своих произведений Шукшин ставил критиков в тупик: положительные его герои или отрицательные? На этот вопрос невозможно было ответить как-то определённо, ибо своими «чудачествами» они озадачивали, с непривычной точки зрения заставляли думать о добре и зле, об истинной и ложной красоте. «Чудиком» шукшинского героя назвали после того, как в 1967 году в «Новом мире» был опубликован рассказ писателя, который так и назывался — «Чудик».
«Меня больше интересует «история души», и ради её выявления я сознательно и много опускаю из внешней жизни того человека, чья душа меня волнует» — так писал В. Шукшин, «возражая по существу» тем литературным критикам, которые называли его «бытописателем». Душа человеческая, мятущаяся, страдающая, тоскующая, пытающаяся «перемочь» себя, — вот сквозной образ в его творчестве.
Не может забыть войну в рассказе «Миль пардон, мадам!» талантливый в охотничьем деле Бронька Пупков, потому и «чудит», рассказывая историю о том, как он покушался на Гитлера. Беспокойная душа Броньки болит от того, что не довелось ему принимать участия в боевых действиях на фронте, а выдуманная героическая история позволяет хоть на время облегчить эту боль. И Шукшин понимает своего героя, не осуждает его, а жалеет, даёт ему возможность пережить момент «ликования», не случившийся у Броньки в реальной жизни.
Чудачеством оборачивается и забота Сёмки — «забулдыги, но непревзойдённого столяра» — из рассказа «Мастер». В попытках уберечь от разрушения церковь — «светлую каменную сказку», созданную «неведомым мастером», Сёмка Рысь обращается за помощью и к светским, и к церковным властям. Однако везде «мастер» получает отказ, и ничего другого ему не остаётся, как напиться на «поповские деньги» (откуп?) и больше «про талицкую церковь» «не заикаться».
В полной мере представление об измаявшейся душе современного человека выражено Шукшиным в рассказе «Верую!». Этот рассказ писатель считал одним из лучших своих произведений. Примечателен в нём образ священника, с которым герой рассказа Максим поделился своими размышлениями о смысле жизни. Оказалось, что и у священнослужителя на душе нет покоя, хотя, по его же признанию, «у верующих душа не болит».
Размышляя о своём герое Егоре Прокудине из киноповести «Калина красная», писатель в одном из интервью так объяснял его душу: «Устраивает дикий кутёж, швыряется деньгами направо и налево, бегает за каждой юбкой. Что это? Прожигание жизни? Разврат? Погоня за утехами и развлечениями измаявшегося в заключении мужика? Да нет. Меньше всего это. Не женщин ищет Егор, не сладкой жизни и не забвения вовсе. А праздник для души. Ищет, не находит и мается. Душа его не на месте. Он тоскует и мечется, шарахается из одной крайности в другую, потому что сознаёт где-то, что живёт неладно, что жизнь его не задалась». Между тем приходит к Егору прозрение, находит он себя в любви к женщине, к матери, к родной земле, но в этот момент герой погибает. Вам, наверное, знакома русская народная поговорка «Рад бы в рай, да грехи не пускают». Прошлое — вот за что пришлось заплатить Егору своей собственной жизнью.
В сборнике «Характеры» эволюция писателя пошла по пути «всеобщей культуры»: ему теперь дорога культура, она не делится на деревенскую и городскую, а невежество и отсталость ненавистны, независимо от географических границ. Один из его героев — Ванька Тепляшин очень точно выразил позицию В. Шукшина к своим персонажам: «Надо человеком быть».
Роман «Я пришел дать вам волю» был завершен автором в 1969 году. Образ Степана Тимофеевича Разина занимал Шукшина давно. Замысел романа складывался долго — более шести лет. Шукшин рассказывал в 1967 году: «Меня давно привлекал образ русского национального героя Степана Разина, овеянного народными легендами и преданиями. Я поставил перед собой задачу: воссоздать образ Разина таким, каким он был на самом деле».
Роман рассказывает о сложных и драматических событиях крестьянского восстания под предводительством Степана Разина и охватывает период со времени возвращения из персидского похода до казни атамана. Три коренные проблемы решаются в романе: судьба России, судьба народного восстания, личность и трагедия Разина.
Василий Шукшин не был писателем-сказочником. По всей вероятности, обратиться к жанру сказки его подтолкнул тот опыт, который он приобрёл в процессе творчества. Им были написаны две сказки: повесть-сказка «Точка зрения» и «До третьих петухов: сказка про Ивана-дурака, как он ходил за тридевять земель набираться ума-разума». Обе были опубликованы в 1974 г. — первая за два месяца до смерти писателя, вторая — спустя три месяца после его трагического ухода в журнале «Звезда». Первой он дал подзаголовок: «опыт современной сказки», вторая имела вначале заголовок: «Ванька, смотри!» Эти произведения, сохраняя во многом черты устного народного творчества, отличаются остротой современной проблематики, так как в них отражены актуальные проблемы духовно-нравственного характера нашего времени.
«Трагедия и сатира — две сестры и идут рядом, и имя им обеим, вместе взятым: правда. » — писал Ф.М. Достоевский. До предела эту мысль доводит Шукшин в повести-сказке «До третьих петухов». Герой отправляется в далекое и трудное путешествие не за богатством и благополучием, а всего лишь за справкой, доказывающей, что он – умный.
И сюжет авторской сказки необычен. Ночью в библиотеке оживают герои книг, сходят с книжных полок и начинают вести диалоги и вступать в действия. Бедная Лиза предлагает изгнать Ивана-дурака из «своих рядов», а если его оставить, то он должен достать у Мудреца справку, что он — не дурак. Иван-дурак отправляется в путь, встречает Бабу-Ягу и её дочь, Змея Горыныча, доброго Медведя, чертей всех видов и т.д. Благодаря своей находчивости Иван остаётся жив. Финал сказки В. Шукшина содержит поучительную мысль: Иван возвращается к себе домой — в библиотеку. Ему все рады и спрашивают, добыл ли он справку. Иван отвечает: «Не справку, а целую печать». Илья Муромец долго рассматривает её и вдруг спрашивает: «А чего с ней делать? И зачем было посылать человека в такую даль?» На этот вопрос ему никто не отвечает. И как только вскоре после возвращения Ивана прокричали третьи петухи, все герои сказки стали на свои места на книжных полках.
Поучительность сказки В. Шукшина в отрицании и осуждении бессмысленности цели жизненного пути, на который человека провоцирует окружающая его среда. По справедливой оценке критика В. Горна «в сказке Шукшина выражена тревога за чистоту души современного человека. Сказка несёт в себе протест против всякой лжи, против забвения национальной культуры. В ней утверждается народная правда».
Шукшин, подобно Куприну, Чехову, Горькому, Есенину, Шаляпину, шел в литературу и искусство из самых «низов» народа, из русской «глубинки». Шел со своими собственными «университетами». С тем доскональным, ничем не заменимым, практическим-трудовым, рабочим знанием жизни, которое люди получают не из книг, а из опыта, порою и сегодня все еще достаточно нелегкого, а уж в пору шукшинского детства особенно тяжкого и горького. Но это — всегда университеты. Всегда без кавычек, понимаемые как школа настойчивости и трудолюбия, а главное, как школа, обучающая знанию самой жизни. Известно, что важнее этого знания ничего нет, а для художника и быть не может.
«В жизни — с возрастом — начинаешь понимать силу человека, постоянно думающего. Это огромная сила, покоряющая. Все гибнет: молодость, обаяние, страсти — все стареет и разрушается. Мысль не гибнет, и прекрасен человек, который несет ее через жизнь». В.М. Шукшин
Приглашаем познакомится с выставкой.
Заведующая абонементом Галактионова Светлана Алексеевна
Источник